Форум » » Украинец-как основа мощи Киевской Руси. » Ответить

Украинец-как основа мощи Киевской Руси.

Бранко: Гакана Эрдема (Hakan Y. Erdem. Slavery in the Ottoman Empire and its Demise, 1800-1909. - Macmillan Press, 1996), Галиля Иналджика "Рабство в Османской империи" ("The Servile Labor in the Ottoman Empire". The Mutual Effects of the Islamic and Judeo-Christian Worlds: The East-European Pattern / ed. A.Ascher et al. - New York, 1979, pp. 25-52) и Галиля Сагиллиоглу (H. Sahillioglu. "Slaves in the Social and Economic Life of Bursa" in Turcica, 1985). *** Уже давно подмечено, что в славянских языках много слов, именующих детей или младших членов семей вместе с тем имели значение невольник: чада, отроки, мальчики, дети, девчата, парни, челядины и челядинки. Бросалась в глаза и развитая синонимия. Встал вопрос, почему этого не происходило со словами, которые обозначали других родственников. Филологи не предложили удовлетворительного объяснения этого явления, хотя и собрали немалый материал. Прежде чем разобраться с двойным значением слов для обозначение славянских детей, следует задуматься, не задевала ли работорговля славян еще во времена формирования славянских языков? Намек возникает уже из факта созвучности в европейских языках полиэтнонима "славянин" с понятием "раб" (в особенности в английское: Slav - slave), а также в арабском (слово саклаб имело два значения еще в XIX столетии). В своей статье "Авары и славяне" (что появится во втором томе украинского издания "Происхождения русов") Омелян Прицак привел убедительные доказательства того, что это не совпадение, что оба слова имеют общее происхождение - тюркский глагол "сакламак", которое означает "беречь, предохранять". Его производное, что означает охранника (саклаг, саклав), составило основу для греческого "склавин" и латинского "sclavus". В европейских языках они появились только во времена существования Аварского каганата. Аварские склавины были воинскими поселенцами, каких авары размещали на пограничье - между прочим, точь-в-точь, как это было при Аракчееве. Их рекрутировали из подчиненного местного населения, которое по современной терминологии можно отнести к славянам. Только тогда они так не назывались и никакого славянского единства не сознавали. После того, как в конце VIII столетия Аварское государство разгромило Франкское королевство Карла Великого, склавинские предводители основали собственные государства и унаследовали идентификацию "склавинов", для которой со временем была создана соответствующая мифология. Аварская идея принуждать невольников к воинской службе не была новой. Еще Геродот сообщал, как скифы принуждали воевать подчиненное население. Такие войска существовали в центральной и Восточной Европе и непосредственно перед аварами - они были известные под именами венетов и антов, соответственно германского и восточно-иранского происхождения. Новым в них было то, что они проходили специальную военную подготовку, что и позаимствовали авары. Склавинские войска имели и другие современные аварам степные государства. В частности, правители Великой Булгарии стали впервые титуловаться "властителями склавинов". Существовали они и у хазар, от которых они и стали известны арабам вследствие соперничества за Кавказ. Эффективность склавинских войск аваров принесла им славу. О них писали Прокопий Кесарийский, Иордан, Псевдо-маврикий. Арабы, познакомившись с этим новым войском в войнах с Хазарским каганатом, завели его и у себя. С этой целью они заставили служить себе пленных склавинов. Конечно, они переняли именно турецкое название этого войска, которое в арабском языке зазвучало как саклаб или саклаби в единственном числе и сакалиба - во множественном. Арабы, как и многие другие народы домодерной эпохи, были уверены в существовании якобы природного разделения труда между народами. Впервые познакомившись со склавинами как невольниками, они отнесли их к другим диким народам, которые по их убеждению были созданы для снабжения невольниками, а места, откуда вывозили сакалиба - Азовское море с Керченским проливом и речкой Дон - получили соответствующее название "Нагр ас-сакалиба", то есть "саклабский пролив", наподобие того, как португальцы называли побережья Западной Африки то Золотым берегом, то Берегом слоновой кости, и, конечно, Невольничьим берегом (между устьями рек Нигер и Вольта). Итак, даже найдя при халифе Мутасиме (833-842) лучших кандидатов для невольнического войска - турок, арабы были готовы потреблять большое количество сакалиба в роли обычных невольников. На этот спрос сумела ответить торговая кампания Раданийя, состоявшая преимущественно из еврейских купцов, что базировалась в бывший римской Галлии. Они получали склавинов, которых франки брали в плен во время войн с аварами, и переправляли их в Андалузию, ближайшую исламскую страну, а оттуда на Ближний Восток. Работорговческие фактории в Галлии процветали, и арабы сами не раз делали набеги на них, ища невольников. Память об одном из таких набегов сохраняет крупнейшая мечеть в Кордове, тогдашней столице Омейядского халифата, построенная за счет выручки из захваченных в тех факториях невольников. Рахдониты сохранили свой бизнес и после уничтожения Аварского каганата. Этот факт уже свидетельствует о каком-то согласии с местным населением, ведь рахданиты не имели своей армии, чтобы захватывать силой в плен. Они лишь организовали рынки, назначали цену, заказывали товар, и вывозили его. Самих же невольников на рынок наверное приводили, как и много позже в Африке, их собственные земляки. Рахданиты выступали агентами невольнического рынка Арабского халифата, и любая власть, которая стремилась к обогащению и требовала средств на свои государственные амбиции, откликалась на запрос этого рынка. Существовал ли другой выбор? Только теоретически. Центральная, не говоря о Восточной Европе, были к тому времени оторваны от рынка цивилизованного мира. Чтобы получить средства в забитом захолустье, надлежало найти здесь не только товар, на который был спрос, а и организовать его доставку и продажу. Без соответствующего опыта на это напрасно было надеяться. А конкуренция со стороны соседних амбиционных предводителей, втянутых в рынок, не оставляла в условиях безгосударственности времени на стратегические подходы. Ответить на запрос невольнического рынка было проще и выгоднее. Работорговля была основной приманкой для викингов в Центральной и Восточной Европе. Другими местными товарами, которые интересовали международную торговлю и предназначались к далеким перевозкам, были меха, мед, воск. Но викинги попали сюда сначала как охранники караванов для раданитов. В первой половине IX века они захватили этот бизнес. Для этого у них уже имелся опыт, а также воинская сила и организация, которые давали возможность увеличить поставку невольников за счет принуждения местных племен. Конкуренция группировок викингов в борьбе за местные ресурсы и пути сообщения оказывала содействие появлению династий в Чехии и Польше. Продавали подчиненных славян и мадьяры. На Балканах этим промыслом занимались местные склавинские вожди. В Восточной Европе победил один из родов викингов, который, породнившись с хазарскими каганами, обеспечил себе контроль над путем "из варяг в греки" и сделал своей столицей Киев. Византийский император Константин Порфирородный в связи с описанием днепровского торгового пути сообщает о собирании киевскими князьями от подчиненных древлян и дреговичей дани, которая называлась полюдьем и, очевидно, была славянской народной этимологией скандинавского polutaswarf (набег). Это слово прямо подсказывает, что считали славяне главной целью варяжских набегов. Оно также объясняет, почему Константин Порфирородный не упоминает ни об одном другом товаре, кроме невольников, которые переправляли по этому пути, а договоры между византийскими императорами и киевскими князьями тоже прежде всего касаются работорговли. Агрессивный Святослав стремился покорить безгосударственное славянство и контролировать пути, которые вели на Ближний Восток. Кроме пути через Византию его интересовали пути через Волгу, Кавказ и Хорезм. Для этого он разбил волжских булгар и хазар, но погиб в борьбе с печенегами и византийцами. Его сын Владимир активно занимался также традиционным окружным путем раданитов через Прагу и Западную Европу. Варяжский режим выступал, как видим, жестоким угнетателем славян и других народов Восточной Европы и по сути был режимом иностранных завоевателей. Жестокостями обозначили викинги свое военное преимущество и во всей Европе. Тем не менее именно в Восточной Европе их завоевательная карьера была наиуспешной, так как она, кроме военного преимущества, опиралась также на контроль за торговым обменом с мощнейшими тогда центрами экономического тяготения мира. Итак, славян нельзя назвать какими-то уникально бессердечными, тем более, что родители отказывались от детей также в Западной Европе, в особенности во время голода. Следы этого видно из хорошо знакомой сказки про "Мальчика-с-пальчика", не говоря про откровенно конкретные законы, которые запрещали продажу собственных и краденных детей (плагиат) в западноевропейских странах XI-XII столетий. Тем не менее среди славян это явление приобрело большое распространение и просуществовало дольше в силу экономической периферийности, когда центральные рынки могли выгодно диктовать свою волю. Экономическая отсталость и была той причиной, почему даже славянизация варяжской династии в Киеве и внедрение христианства не изменило сразу сути режима. Русские летописи избегают прямо говорить о работорговле. Тем не менее иногда редакторы теряли бдительность и пропускали какие-то важные свидетельства. Скажем, то же полюдье упоминается вместе с другими разновидностями дани, собственно данью, вирами, продажами. Летописи упрекают новгородских князей Вышату и Яна за то, что те вместо далеких походов грабили собственных подданных. Летописный рассказ про Игорев поход показывает, что собирание полюдья действительно было предметом договоров между славянскими вождями и варягами, но совершалось лишь силой последних. Такая система налогообложения невольниками существовала вплоть до XVIII века у черкесов, каких крымцы и османы держали в покорности. Прозрачный термин "продажа" обычно трактуют как разновидность штрафа, потом налога. В этом ничего странного нет, его, как и полюдье, можно найти в таком значении в довольно поздних упоминаниях XV столетия. Тем не менее в одном случае он звучит прямой причиной обезолюднения края наряду с войнами, чего штрафы и налоги не объясняют. Речь идет о случае 1093 года, когда князю Святославу рассудительные дружинники отсоветовали воевать с половцами тем, что и 8 тысяч отроков не хватило бы князю, и так, "наша земля оскудела есть от рати и от продажа". Во время упомянутого эпизода в Западной да и Центральной Европе плагиат и самопродажа уже исчезали. Постепенно западноевропейцы стали считать эти явления спецификой определенных народов, прежде всего, хотя и не исключительно, славян. Арабские путешественники по Восточной Европе обязательно сообщали о продаже детей во время голодовок и поддерживали образ славян как народа - законного источника рабов. В конце концов европейцы в лице генуэзцев и венецианцев, которые в конце XIII столетие осели в местности, какую арабы во времена хазар называли "Нагр ас-Сакалиба", не случайно назвали свои колониальные владения Газарией (через три века после гибели хазарской империи!). Они же перехватили снабжения невольников на ближневосточные и европейские рынки у византийцев и русов, и еще прямее высказали свое отношение к местным жителям. Юридическим языком документов этническое происхождение невольников описывался термином "de progenie vendibile", то есть "продажного происхождения". Коммерческий успех такого чрезвычайно сложного и рискованного занятия, как работорговля, требовал много разносторонних знаний, соблюдения множества правил. То есть было это занятием людей интеллигентных (в определенных пределах, конечно), и потому терминология, употребляемая ими, должна была быть точной. Учитывая это нетрудно найти объяснение, почему в славянских краях само понятие детей приобрело двойной смысл. Самым прибыльным товаром, а потому главным объектом работорговли были дети, еще точнее, подростки. На это было много причин: прежде всего, рабы, прежде чем попасть на службу, должны были приобрести нужные с точки зрения их собственников знания, привычки, физические и моральные кондиции; кроме того, транспортировать на далекие расстояния и охранять подростков было безопаснее и дешевле. Поэтому даже для войска преимущественно не покупали юношей, опасаясь мятежа. Важной чертой работорговли в средневековье было то, что она была международной торговлей на далекие расстояния. Только не имея надежды возвратиться на родину, раб становился покорным своему хозяину. В отличие от античности, единоверцев запрещалось превращать в рабов, поэтому рабами становились чужестранцы. Ради уменьшения риска бегства пленников как можно быстрее должны были отправлять из родных краев. Чужеземные купцы не задерживались здесь надолго и действовали через местных агентов, викингов, славянских вождей. Это должно было оказывать содействие занесению сюда чужеземных слов, которыми обозначали главный товар. Итак, слова, о которых идет речь, по сути, были жаргоном работорговцев. Т.е., было три пути вывоза невольников из Руси и других славянских краев на Ближний Восток. Первый, западный, вел к раданитам в Галлию и мусульманскую Андалузию. Несмотря на открытые викингами короткие пути, он сохранил свое значение благодаря тому, что в Западной Европе возникли главные центры кастрации славянских невольников, "фабрики евнухов", откуда их поставляли на Ближний Восток. Евнухи стоили по крайней мере втрое дороже обычных невольников, что компенсировало дополнительные затраты торговцев на окружной путь, операцию и убытки по причине смертности оперированных. Судя по тому, что слово сакалиба для арабов от Испании до Хорезма в X-XI столетиях стало означать исключительно евнухов, это был единственныйй путь снабжения этим товаром. Второй, путь "из варяг в греки", как свидетельствуют русско-византийские договоры, функционировал уже с начала X века. Византия была самым тогда привлекательным невольническим рынком. Греческий язык звучал на работорговых рынках Халифата, что свидетельствует о реэкспорте невольников отсюда в Халифат. Вероятно, в Византии возникли и конкурентные центры кастрации, вопреки официальным запретам, - впрочем, судя по их повторениям, не так уж и успешные. В пользу этого свидетельствует присутствие руми, т.е. византийцев, среди саклабов в Арабском халифате. Едва ли так называли этнических греков, скорее он касался саклабов, ввезенных через Рум-Византию. Но румы служили также и в армии халифата. Третий путь вел через район Каспия на Хорезм (Хвалиси). Не случайно и Каспийское море тогда носило название Хвалиского. Хорезм был главным рынком невольников для войск Арабского халифата. Покупали преимущественно турок, но викингам удалось пробиться и сюда со своим "товаром". Арабский географ Ибн Хаукаль в середине X столетие нарисовал такую картину невольнического промысла в стране сакалиба: Одним из знаменитых предметов торга андалузийцев являются красивые девушки-невольницы, захваченные в землях франков и в Галлии, а также евнухи сакалиба. Всех евнухов сакалиба, которые только существуют на земле, привозят из Андалузии, и это потому, что если их привозят в ту страну, их кастрируют. Сакалиба это народ, который происходит от Яфета. Страна, откуда они происходят, протяжна и обширна. Хорасанцы достигают ее со стороны земли Булгар. Если их хватают и привозят в Хорасан, их оставляют некастрированными как они и были, и их тела остаются неповрежденными. Причина такого [разного обращения с пленными] та, что страна сакалиба протяженна и просторна. Морской пролив, который протянулся от океана в область Гог и Магог, пересекает их страну, идя дальше на запад к Трапезунду, а потом к Константинополю, деля ее на две половины. Таким образом, хорасанцы наезжают на половину их страны по всей длине и берут пленных. Андалузийцы же наезжают на ее северную половину со стороны Галлии, Франкии, Ломбардии и Калабрии и берут там пленных. В этих краях много пленников остаются такими, как и были [не кастрированными]. Ибн Хаукаль схематично изображал детали географии отдаленной страны. Так, он считал Черное море, Азовское море и Дон одним проливом, что соединялся с Северным Ледовитым океаном. Тем не менее он знал толк в невольническом товаре и путях доставки. Он очертил западный путь на Андалузию, которым в страны ислама поставляли всех евнухов (но не только), а также восточный путь, которым поставляли юношей. Очевидно, что девушек вывозили по всем направлениям, и на них автор не обратил внимания. Главное, арабский географ нарисовал фактическую картину деления работорговых рынков между людьми из Андалузии и Хорезма. Византия, расположенная посредине, тоже была разделена на две части, где могли оперировать или андалузийцы, или хорезмийцы. Это дает ключ к пониманию, почему на этих рынках властвовали соответствующие жаргоны работорговцев, а также и дуализма лексики, которая обозначала товар. Так же норманны имели два названия, в зависимости от того, с кем они имели дело: викинги на западе Европы, варяги - на востоке. Очевидно также, что западная терминология на обозначение детей была старше из-за того, что вывоз на западе начался раньше, и он должна был превалировать над восточным экспортом. Даже для Ибн Хаукаля сакалиба означали евнухов, а названия других славянских невольников он еще не знает. Византийско-русские договоры употребляют в значении невольника слово челядин и собирательное челядь. В известной летописной легенде о том, как Святослав отстаивал перед Ольгой идею перенесения столицы в Переяслав, он тоже употребляет слово челядь в описании товаров, которые вывозили из Руси. Это не было скандинавское слово ни для детей, ни для раба (thrall, что сохранилось и поныне также в английском языке). Откуда же тогда оно взялось? Вспомните, что впервые пленные склавины попали к раданитам еще в аварские времена, когда франки воевали со склавинами в Центральной и Северной Европе. Поэтому легко объяснить общее происхождение слов челядь, чадо и дитя с древнесаксонским и древневерхненемецким куnd - дети, которое дало немецкое kinder, а также совсем близкие к челяди английское child, children (дитя, дети). Слова чадо и дитя часто употреблялись в значении невольника или в собирательном значении младших и подчиненных членов княжеских домов: нарочитой чади дети, боярские дети. В этом случае их часто именовали по имени старшего: Глебова чадь, Итларева чадь, что подчеркивало отношения старшинства и подчиненности. Челядь же имело ярко выраженное значение невольник. Оно постоянно фигурирует в перечислении добычи, захватываемой во время походов. Очевидно, как слово из профессионального жаргона иностранных работорговцев, оно сильнее сохранило значения невольника или слуги, которое надолго задержалось в языке. Понятие белая челядь, которая означала девушек, еще более свидетельствует о специфическом обиходе этого слова. В одной поздний украинской песне, которая касается других печальных времен, это понятия употребленное в характерном контексте удостоверяет длинную память местных жителей о варяжских временах: Татары нападали, билу челядь забирали. Если на западноевропейских работорговых рынках да и в Константинополе властвовала германская речь, то на среднеазиатских рынках должна была доминировать, конечно, арабская. Два понятия и происходят из арабской. Первое - это холоп. По мнению авторитетного тюрколога Карла Менгеса, оно происходит от арабского слова халфа, что означало слугу. Его уменьшительная форма в украинской мове хлопчик (рядом с формой хлопъя) даже сохранила указание на турецкое посредничество в его заимствовании, ведь волжские болгары, о которые пишет Ибн Хаукаль, или печенеги и половцы были тюркоязычными. На это указывает суффикс -чик, что имеет тот самый уменьшительный смысл, как и в тюркских языках. Другим арабским словом было отрок. Славистов, конечно, сбивает с толку омонимическая версия этого слова, которое означает отказ, поэтому они считали, что это слово якобы указывало на запрет детям говорить в присутствия старших. Тем не менее отроками не называли маленьких детей, они и так не разговаривали. Этим словом обозначали возраст между детством и юностью. Итак, объяснение слова через славянскую этимологию не выясняет его происхождения. Вместе с тем именно возраст между детством и юностью был важнейшим для работорговли, и знание характеристик, нужных для этого товара, помогает окончательно решить загадку этого слова. Уже упоминалось, что с 2-ой половины IX столетие воинами в халифатском войске были преимущественно турецкие всадники. Хорезм специализировался на снабжении невольниками для военного учения. Поэтому Ибн Хаукаль так подчеркивает разность физических характеристик ребят, которые попадали из страны Сакалиба через Хорезм. Это свидетельствовало о том, что варяги смогли пробиться своим товаром уже и на тот рынок. Но самым покупаемым товаром на тамошних невольничьих рынках традиционно были турки. Поэтому варяжский товар и приобрел именно такого названия - явление, не таком уж незнакомое в современном бизнесе. Арабской форма множественного числа слова "турки" является атрак, которая в славянских языках через характерное изменение а > o, в (как в случае с ормяни, армяне) превратилась на отрок. В пользу этой гипотезы говорит и тот факт, что для арабов и славяне, и турки походили из племени Яфета. Очевидно, что тогда не существовало регистрации торговых знаков, и варяжский товар целиком мог сойти за хорезмийский. Итак, если на рынке в Хиве или Ургенче звучало атрак, то в славянских краях работорговцы охотились на отроков. Для маленьких же детей появилась уменьшительная форма отроча. Принимая во внимание специальное назначение отроков как невольников для военной службы, становится понятной, чему это слово длительное время сохранило значение именно вооруженного слуги. Отроки не были дружинниками, и если посмотреть даже в летописные рассказы, они никогда не имели права голоса, как жена. Этот пример показывает живучесть аварского опыта, который сначала копировали варяги, а в конце концов переняли и славяне, бывшие жертвы. Слово казак, между прочим, во времена его первых упоминаний полностью повторяет случай отрока и склавина. Пограничные охранники обычно состояли из невольников, и в то время, если казаки претендовали на права воинского сословия в Речи Посполитой, в Крымском Ханстве слово казак означало именно невольника. Не случайно во многих языках на Северном Кавказе оно имеет те же значения и дежурного, и невольника, слуги. Поскольку казаки были зрелыми мужчинами, то для подростков-невольников применяли уменьшительную форму казачок, с помощью того же турецкого суффикса -ч(И/У)к. Так последняя реплика степной привычки держать невольнические войска пережила века и оставила о себе упоминание даже в героически-иконной странице украинской истории. Рассмотренные заимствования, которые оказались ни чем другим, как товарными этикетками на работорговых рынках, вызывают справедливый вопрос: разве славянство было способно только заимствовать, и неужели у него не было собственных слов для названия детей? Были. Тем не менее, к сожалению, они так или иначе все равно несли в себе второе значение "невольник". Одно из славянских слов встречаем в летописном рассказе о сватанье Владимира к Рогнеде, которая и попрекает жениха низким происхождением и обзывает робичичем, то есть сыном "робы". Эту форма, разумеется, образована от славянских слов раб, роба. Для маленьких детей позднее были удостоверены формы робья, а для подростков и юношей - паробок, парень (ребенок, ребята или робята). Очевидна глубокая укорененность в общем представлении связи пары понятий дитя-раб. Главным невольничьим товаром в Халифате были девушки-невольницы. Поставляли их отовсюду: из стран франков (Западной Европы), занджев (африканцев), габаш (абиссинцев), гинд (индийцев), рум (Византии), сакалиба и многих других. В славянских краях девушки, как известно из источников, были основным предметом охоты не только викингов, которые, кажется, и не требовали специального термина для девушек, имея одинаковую прибыль и от них, и от ребят, которые стоили дорого и как воинские невольники, и тем более как евнухи. Слова челядь было достаточно, челядка - это уже славянский вариант. Спрос на невольников для войска сохранился даже после того, как не стало Аббасидского халифата (в 1258 его столицу Багдад захватили монголы), так как появилось мамлюцкое государство в Египте. Кстати, официально мамлюцкое государство даже называлось Даулат-ат-Турк, Даулат-аль-Атрак, а главным поставщиком этих "атрак"-отроков был не Хорезм, а Генуя, что вывозила их из бывшей страны Сакалиба, то есть из Северного Причерноморья. Баланс "в пользу" девушек изменился с началом татарской эпохи в работорговле. Украинские песни и думы этого времени точно передают страшные реалии татарских набегов, описывая, как в плен забирали лишь девчат и маленьких детей, а старых и взрослых мужчин и женщин убивали. Татары переняли частично привычки генуэзцев в назывании невольников. Sclav и sclava были для них неупотребительными, так как у них был свой родной термин для пленников - арабское слово есир. Кроме того, невольники славянского происхождения еще не идентифицировали себя как славяне, а скорее как булгар, русь, москву. Зато у генузцев, которым они поставляли "товар" (происходит от турецкого слова, которое означает скот), они подхватили привычку давать невольницам имя Мария, и со временем оно стало понятием для невольницы-женщины. Османские законы удостоверяют наличие этого термина уже в 1500-1501 годах. Самое раннее свидетельство этого на территории Украины мы находим в османской налоговой переписи населения южного Крыма, 1542 года, в Кафе, основном невольничьем рынке Северного Причерноморья в генуэзские и османские времена. Знаменитый турецкий путешественник Евлия Челеби рассказывает об этом в 1667 году. Другое имя невольниц, удостоверенное в Кафе и явным образом одолженное татарами, было Дишери. В нем легко узнать славянское дщерь. Как не грустно это признать, но очевидно, что оно отражает жаргон работорговцев русского происхождения, которые действовало в этих местах еще в генуэзские времена. Но как же называли девушек? Только что упомянутая перепись 1542 года, в которую попало и немало полуосвобожденных невольников, не дает еще ясного ответа на этот вопрос. В нем случается лишь одна девушка-пленница на имя Марья, но обозначенная термином еме, что по-арабски означало девушку-служанку. В упомянутых османских законах о работорговле есть также другие соответствия: турецкое слово киз и персидское дугтер - оба означают дочь и девочку. Весь этот разнобой кончился довольно скоро. Татарский промысел был массовый. Любой татарин мог привести на Кафский рынок невольницу и, заплатив налоги, продать ее. Девушки были массовым товаром в Крыму и приобрели даже характер товарного эквивалента. Их обменивали на вещи, ценности, скот, под них, как под будущую добычу, брали в долг вещи и делали залог имущества. В результате на османский рынок попало большое количество русских невольниц, которые не успевали выучить хотя бы несколько слов по-турецки или татарски. Девственность, конечно, была важной характеристикой невольниц на рынке, поэтому это слово было необходимо знать османцам для опрашивания невольниц, что было обязательно для регистрации и сбора налогов. А рынок был настолько заинтересован этим массовым и дешевым товаром, что невольно усвоил славянское слово для названия этой валюты, которой были девушки-невольницы: девка. Это удостоверил Евлия Челеби в своем дневнике. (С) Парафраз Песенку о «купцах из Холма» знали по всей Украине, ее в разных местах и без существенных варияций записали Зориян Доленга-ходаковский, Михаил Максимович, Платон Лукашевич и Хведир Волк. Наїхали купці з Холма А питали: по чому вовна? Чорна вовна – По червоному сповна, А білая вовна – По золотому сповна. Руно на руно клали. В середині дірки шукали. Тицю-тицю у білу вовницю, Утрапили червону криницю Закодованисть содержания бросается в глаза сразу, ведь буквальное прочтение является бессмыслицей. В действительности это обычная загадка. Синонимы «шерсть» и «руно» как метафора половых органов и шире – человека является нормированной традицией именно для свадебного эротичного фольклора. Белый и черный цвета наверно тоже являются кодовыми. Из прозрачного контекста последних строк (красный колодец) видно, что белая вовниця намекает на нетронутую девушку. Это наводит на мысль, что эту песню вероятнее всего пели после брачной ночи как засвидетельствования девичьей добродетели невесты. Ассоциировать девственность и вообще непорочность с белым цветом свойственно многим европейским народам: достаточно вспомнить белое свадебное платье невесты. Метафорическое употребление белого цвета для определения дворни тоже улягае этой традиции: так назывались именно девушки. В украинских народных песнях пелось: «Татары/турки нападали – белую дворню забирали». Подол «шерсти» на черную и белую подчеркивался разницей в цене. Хоть тяжело установить наверно, что имелось в виду под червонцем (красным), который назначался за «черную ...

Ответов - 43, стр: 1 2 All



полная версия страницы